Читать книгу "1971  - Евгений Щепетнов"

В общем, когда куранты пробили двенадцать часов, мы выпили вишневого сока, а потом поцеловались. Я уже до двенадцати налопался всякой вкуснотищи, есть больше не хотел, потому предложил Зине заняться тем, чем мы хотели бы заниматься и в следующем году – кроме поедания вкуснотищи, конечно. И мы занялись этим, разумеется. А потом мы уснули. И проснулись только утром, в девять часов. За окном мела новогодняя метель, в постели было тепло и уютно, и потому я продолжил наши занятия, не выводя подругу из сонного состояния… но потом она все равно проснулась.

Вылезли мы из постели только часам к двенадцати, до этого времени валялись, разговаривали, смеялись, и было нам очень хорошо. А после пошли гулять. Нужно же воздухом подышать, не весь же день в постели валяться? Хотя я бы и не отказался. Но Зина настояла: «Ну чего мы в люди не выходим, чего заперлись в двух стенах, как бирюки?»

Снег сверкал под лучами холодного зимнего солнца, на мостовых – яркие конфетти, скорее всего выстреленные из хлопушек, и пустые бутылки из-под «Советского шампанского». Видимо, люди всю ночь колобродили под окнами, а мы и не слышали. Мирно спали.

Пустынно. Машин практически нет – только идиот садится за руль пьяным или с тяжелого похмелья. А кто утром первого января не с тяжелого похмелья? Только больные да ненормальные – такие, как я.

Прогулялись до площади Революции, той, что потом станет Театральной площадью. Я с интересом смотрел вокруг, и первое, что бросилось в глаза, – конструкция на институте геологии, что через улицу за спиной статуи Ленина.

Кстати, статую поставили как раз перед моим «прилетом», в 1970 году. Так вот, конструкция на крыше НИИГГ гласила: «Имя и дело Ленина будет жить вечно».

М-да… ошиблись, ребята. Не вечно. Всего… сколько осталось? Да ерунда осталась – двадцать или даже пятнадцать лет? И не будет этой конструкции. Не будет герба СССР на фронтоне НИИГГ. Не будет лозунгов вокруг герба.

А будет – герб России и во весь фронтон растяжка, закрывающая результат кастрации здания. Умеют у нас уничтожать прошлое и переписывать историю, ох как умеют! «У нас» – это на Земле. Люди везде одинаковы…

А с Лениным, который стоит на площади, случилась интересная история. Согласно городской легенде, раньше он стоял не спиной к НИИГГ и, соответственно, комплексу зданий, в который входит и корпус областной администрации, сейчас областной комитет партии, – а лицом, и его перст, гневно направленный ныне куда-то на неизвестную наблюдателю цель, раньше указывал именно на этот самый обком: «Вот они где, суки, спрятались!» И когда этот анекдот дошел до ушей высшей партийной власти области, якобы памятник развернули в обратную сторону.

Вранье, конечно. Вон он, памятник, его только в апреле поставили, и стоит он задом к обкому. Никаких поворотов не было. Стоит себе каменный Ильич и грозно тычет за горизонт, указуя на идеологического врага.

Нагулявшись, я хотел зайти куда-нибудь в ресторан, но Зина попросилась домой. Устала, а еще – у нас со вчерашнего вечера столько яств несъеденных, а мы в ресторан потащимся? Да еще и не гарантия, что рестораны вообще открыты. Ночь народ гулял, какие первого числа рестораны?

Вот так и прошли все праздники. Мы упирались, силком заталкивая в себя наготовленное угощение, смотрели телевизор, занимались любовью, спали, гуляли – безвременье и лень. Нега и сон. Иногда нужно просто жить – забыв о заботах, о проблемах. Ну да, если только у тебя есть возможность не думать о том, что будешь есть и пить завтра, послезавтра, через месяц и год.

Я мог себе позволить не думать об этом. Перед Новым годом с фантастической скоростью вышла вторая моя книга, и тоже – гигантским для меня тиражом. В мое время бумажная книга тихо и мирно скончалась, уступая дорогу своей электронной версии. Бумажная книга осталась уделом людей старшего возраста, тех, кто любит шелестеть страницами, ощущать запах свежей типографской краски, тех, кто не любит читать с экрана или слушать аудиокниги, начитываемые хорошими и плохими чтецами. Я сам, чего греха таить, перед моим провалом в прошлое уже давно не читал ни одной книги – ни с экрана, ни бумажной. Я только слушал. Подолгу слушал, когда путешествовал, ехал в машине на дальние расстояния. И когда возился в огороде. И когда занимался в тренажерном зале.

Наверное, это объективный процесс – умирание бумажной книги. Ведь мы же не пишем на бересте? И не выдавливаем клинопись на глиняных табличках. Все это вытеснила бумага. А теперь – вытеснили бумагу. Печально, горько, досадно, но… объективно.

Я теперь был, можно сказать, обеспеченным человеком. Не богатым, но обеспеченным. Мог не думать о том, как в ближайшем будущем добыть средства к пропитанию либо на одежду, обувь. Тем более что, по большому счету, мне много и не надо, я всегда был неприхотлив в одежде и еде, а те же ботинки, штаны, рубахи и все остальное мог носить годами и годами. Лучшая для меня одежда – или камуфляж, не стесняющий движений, или свободные тянущиеся джинсы и клетчатая рубаха. То есть предпочитаю стили милитари и кантри.

В конце февраля я съездил в Москву и под восторженные вопли Махрова сдал ему еще две книги серии «Нед». Четвертую пришлось крепко переделать. Советская цензура никогда бы не пропустила любовь и секс пятнадцатилетней девчонки. И неважно, что в том мире пятнадцать лет – это как на Земле семнадцать, поскольку там год длиннее. Главное – написано, что пятнадцать, значит, пятнадцать!

Переделал на семнадцать. Ну и еще пришлось кое над чем поработать. И вообще, задумка у меня – слегка изменить окончание последней, шестой книги. Например, все-таки сохранить жизнь принцу, наследнику престола. Пусть он будет ученым, откажется от претензий на трон. Ну и еще кое-что.

Книги рвали с руками. На магазинных полках они практически не появлялись – если только не в каких-то далеких аулах, где вообще не читают никакие книги на русском языке. Кто-нибудь может спросить, а зачем тогда их туда направляют, если некому читать? А положено! Есть книжный магазин или книжный отдел в каком-нибудь магазине промтоваров – значит, туда тоже нужно отправлять книги. Мне рассказывали, что ушлые люди специально ездили по таким аулам и скупали в книжных магазинам дефицитные книги, которых не было в «цивилизованных» республиках. А потом продавали их даже не втридорога, а в десятки раз дороже. Я сам видел, как моего «Неда», первую книгу, продавали у «Букиниста» за двадцать пять рублей, и это при номинальной цене в девяносто копеек! Само собой, «жучок» купил эту книгу не по номиналу – тоже в несколько раз наценили, – но все равно прибыль была как от оружия и наркотиков. Самая читающая страна, что тут поделать!

И опять же – это при том, что магазины забиты макулатурой писателей-пропагандистов вроде Федина и иже с ним. Какие огромные средства тратились на печатание этой макулатуры! Какие ресурсы! Просто слов нет – одни нецензурные выражения!

В марте я наконец-то получил свой первый пинок от «хейтеров». Не знаю, кто стал инициатором травли, но только статья, которую напечатали в «Комсомольской правде», была ядовитой и мерзкой, в духе: «Я не читал Пастернака, но осуждаю!». Впрочем, скорее всего автор статьи читал мои книги. Или хотя бы одну книгу.